ПЕНЁК
Ну вот… На ветках городских тополей пожелтели все листья, и прошлой ночью где-то невысоко кричали улетающие дикие гуси...
Ещё денёк-другой, и родная деревня резденется. Задерёт к небу почерневшие за лето скворечни на длинных шестах, и замрёт в безмолвном ожидании… В такое тишайшее время природного безвластья грустным кажется всё: и крики петухов, и лай собак, и скрип колодезного журавля, и одинокий мык какой-нибудь недоенной коровы.
— Петька-а! — закричит девочка Таня Шамотина. — Беги сюда, дядя Проша приехал!
И звонкий голосок её облетит всю-всю притихшую деревню. И следом за быстроногим Петькой придёт и ещё кто-нибудь. Придёт Захар Кудряшов с женою Верой. Примчится, наверно, и юная Настя Дударкина — местная Ассоль, которая к отчаянию местных парней, вот уже несколько лет после окончания школы никого из них не примечает, а всё ждёт какого-то придуманного принца. Придёт и ещё кто-нибудь…
А вот Валя Ткачёва не придёт. Не поняли в своё время Прохор с Валентиной друг друга. Он убеждён, что Валентина его не дождалась с армии, где он служил всего каких-то два года; она — что Прохор в нужное время не попросил её руки. Теперь Валиному сыну скоро девять лет, а Прохор — всё ещё один.
Конечно, не придёт. Даже если и захочет, то не пустит муж — грубый, дерзкий, не деревенский. Однажды он уже подсовывал под нос Прохора свой мохнатый кулак: «Видал? Покалечу!» И что с того, что Прохор тогда сам его чуть не покалечил? Что толку с того? Валя давно чужая жена.
А когда-то она так любила Блока читать!
«Мгновенье — в зеркале старинном
Я видела себя, себя…
И шелестИла платьем длинным
По ступенЯм — встречать тебя!»
«Встречать тебя»! Неужто этого, с мохнатым кулаком?
И всё же и ей надо что-нибудь привезти. Или лучше какой-нибудь «конструктор» или игрушечный пистолет её сынишке…
М-да!.. А вот Настя Дударкина по таким ступенЯм не побежит к кому попало. Эта или дождётся придуманного принца, или останется до конца своих дней вековухой. Эту лохматой лапой не возьмёшь — молодец девчонка, молодец! В этот раз Прохор привезёт ей, кроме привычных подарков, фото Витьки Кудескина. Есть у него такой добрый парень-сосед. Тоже ждёт. Свою Ассоль. Хорошо б, чтоб получилось у них всё. Уж очень редки стали в жизни случаи таких вот терпеливых ожиданий. Так хочется, чтоб ожидающим везло…
Ну, а мать, конечно, спросит про личную жизнь, про Майю:
— Когда ж поженитесь? Перед людьми не стыдно нерасписанными жить?
А Прохор скажет:
— Да не подходим мы друг другу, мама.
А мать удивится, спросит:
— Как же так?
А Прохор промолчит. Он, как и прежде, промолчит. Хоть, как всегда, захочется сказать:
«Мам, а сосватайте мне кого-нибудь из деревенских!»
Ну, не совсем кого-нибудь, конечно. Какую-нибудь хорошенькую молодицу. Он же их здесь никого уже не знает — десять лет, как в городе живёт. А ровесницы давно повыходили замуж. А молодёжь давно не для него... Пусть даже вдову какую, пусть даже с детьми… Он же давно хочет стать счастливым мужем и отцом. Он ведь по сути своей — деревенский пенёк. С мыслями о крепкой хорошей семье, о рассветах в огороде или в саду за дружной слаженной работой. О счастье видеть взросление дорогих детей, о любимой нежной жене...
А городская Майя… Независимая Майя стала откровенно встречаться с перспективным бизнесменом, своим начальником. Красивая, она хочет и жить беззаботно-красиво. Без житейских проблем.
— Дура ты, Майя, — грустно сказал ей на прощанье Прохор. — Дура дурой!
— А ты — деревенский пенёк! — весело ответила ему она.
И всё. Как, вроде, ничего между ними и не было. Сошлись, разошлись. Как курица с пробегавшим мимо петухом…
В этот раз Прохор ехал в свою деревню с единственной мечтой — не возвращаться. Остаться дома навсегда. Его беспокоило только одно — дальнейшая жизнь Вали Ткачёвой… или как она там теперь именуется по мужу. Не подумает ли он, этот муж, что Прохор возвращается из-за неё. В таком случае у Вали никакой жизни не будет…
Ему бы теперь надо срочно жениться, чтоб не дразнить гусей. Или, хотя бы для виду, приехать не одному, а с женщиной. Пусть бы все подумали, что у него нет в этом плане проблем… Но ехать было не с кем, и все проблемы были на лицо.
На ночном городском вокзале добрый молодой сосед Витька Кудескин горячо пожал Прохору руку, засмущался и сказал:
— Так вы уж, если понравлюсь Насте, позвоните по мобильнику, пожалуйста!
— Ты ей понравишься, — ответил Прохор. — Я её немного знаю. Поехали вместе!
— Не могу. У меня предзащита диплома. Вот, если понравлюсь…
— Завтра же тебе позвоню! — пообещал Прохор.
И поезд тронулся.
И осталось Прохору только разложить на верхней полке вагона подарки для друзей и их детишек и поразмышлять о своей жизни пять недолгих часов езды.
В тёмные окна вагона застучался ниоткуда взявшийся дождь. Прохор уставился туда с тоской и с надеждой, пытаясь хоть что-то в этом мраке ночи разглядеть. Но видел там только отражение искривлённого дождевыми струями своего лица…
«Мгновенье — в зеркале старинном
Я видела себя, себя…
И шелестИла платьем длинным
По ступенЯм — встречать тебя!»...
— Скажите, пожалуйста, вы вон тот гарнитурчик в коробке брали в «Детском мире» или в универмаге?
Прохор глянул на ласковую женщину, которая об этом спросила, и обмер: вот оно счастье! И так близко, напротив сидит…
— В «Детском мире», — сказал он.
Молодая женщина улыбнулась:
— Для девочки лучшей забавы и не придумать!
— Вы так думаете?
— Нет. Знаю. Там же и спальня, и кухня, и прихожая — комфортабельная квартира в миниатюре. Со звоночком в двери и с телефоном у кроватки.
Она говорила, а Прохор не знал, что ответить. Он никак не мог понять, почему она ему такая родная. Он же видит её в первый раз. Или где-то видел уже. Или это всё сон.
— А вон в той коробочке что? — опять спросила ласковая женщина, указывая взглядом на его багаж.
Во рту у Прохора стало сухо.
— Модель самолёта, — сказал он, откашлявшись. — Это я соседскому Петьке везу…
— А это — «конструктор», — угадала улыбчивая женщина.
И Прохор снова покашлял.
— Верно, — сказал он. — Вы в этих штуках хорошо разбираетесь…
— А я воспитателем работаю, — кивнула ставшая родной женщина. — В детском саду.
— В селе? — с надеждой спросил Прохор.
— В райцентре. В сёлах теперь детсадиков нет.
— А в селе не хотели бы жить?
— С удовольствием! Я родом-то из деревни.
Прохор знал, что её полюбил. Не сейчас. Нет. Давно, на всю жизнь. Но где и когда?.. Вот только б она была незамужней. Пусть с детьми, только чтоб…
— А дети у вас есть? — начал он почему-то с этого конца.
— Пока нет, — застеснялась она. — Мы всего месяц, как поженились, — и кивнула на дремавшего у противоположного окна человека…
На станцию Прохора поезд прибыл в шесть утра. Дождь шелестел по-настоящему осенний — нудный и, похоже, затяжной. В шесть часов три минуты (Прохор посмотрел на ручные часы)… в шесть часов три минуты, размазывая по окнам холодные слёзы, состав двинулся дальше.
Прохор стоял на мокром перроне с подарочными коробками и кульками в руках, и соображал, каким путём ему вернуться в город — обратным поездом или идти на автобусную остановку. Потому что это уж точно был конец всему — и надеждам, и мечтам, и сложившемуся, было, порядку в беспокойных прежде мыслях…
Человека три, сошедшие с ним, разошлись, подбежала лучезарная Настя-Ассоль.
— А понавёз-то, понавёз! — защебетала она, выхватывая из рук Прохора пакеты. — А чем порадуешь меня?.. С Майечкой, что ли, конец? Что молчишь, чёртов принц? Я же всё уже знаю!
А Прохор смотрел и молчал. Смотрел и молчал. Потому что, наконец, понял причину своей скоропалительной любви к случайной попутчице — у той на подбородке была Настина весёлая ямка.
Геннадий РУДЯГИН
(С другими рассказами Геннадия Рудягина вы можете познакомиться здесь: miryanin.cont.ws)
Источник фото: pixabay.com
Категория: Рассказы Геннадия Рудягина.